Часть3. Является ли здоровый нарциссизм необходимым и достаточным условием творчества?
Итак, с позиции психологии самости становятся понятными причины
торможения интеллектуального творческого процесса, понимаемого нами,
вслед за Д.Б.Богоявленской, как надситуативная активность. Здесь
следует отметить, что сам Х.Кохут определяет креативность как свойство
личности, «варьирующееся от новоприобретенной способности увлеченно
выполнять ряд определенных задач до возникновения блестящих
художественных замыслов» [5,329]. Определение нельзя признать строгим,
так как под него подпадают самые разные процессы, (впрочем, понятийная
неточность присуща творчеству Кохута, что отмечается авторами [8]),
однако из контекста можно заключить, что подход Кохута к явлению
креативности, в целом, близок обсуждавшемуся выше подходу к творчеству
как к надситуативной активности. Что касается определения творчества по
критерию новизны, Кохут признает его непринципиальным, имеющим
отношение скорее к объективной оценке значимости результата, но не к
процессуальной стороне творческого акта, и в этом его позиция также
аналогична приведенной выше.
Однако Кохут признает: гораздо проще
описать продукты дезинтеграции самости, чем ее нормальное
функционирование. Это же относится в данном контексте и к проявлениям
творчества. Понимая причины его распада, мы можем приблизиться к его
сущности и факторам, его обусловливающим, лишь «от противного».
Разумеется, негативное определение творчества как отсутствия патологии
в сфере самости не может нас до конца удовлетворить. Косвенным
доказательством того, что творчество есть функция относительно
устойчивой самости, может служить тот факт, что в процессе удачного
анализа способность к творчеству увеличивается или возникает как
новообразование. Наряду с юмором и мудростью он рассматривает
творчество как возможный путь трансформации нарциссизма. Но
единственный ли?
Кохут не раз возвращается к этой проблеме и
констатирует, что отсутствие патологии самости имеет важное значение в
генезисе способности творить: «Я наблюдал многих пациентов, которые на
завершающей стадии анализа начинали всерьез заниматься творчеством.
Оценка общего паттерна поведения анализандов…привела меня к выводу, что
творческая активность таких пациентов является…признаком того, что
они…определили способ, которым их самость будет отныне поддерживать
свой баланс и реализовываться»[6,48]. И далее: «Более прочная и
достаточно катектированная самость, способная получать радость от
нарциссического удовлетворения, могла…спокойно и без напряжения стать
центром направленной не объекты деятельности, освобождая последнюю от
необходимости в защитных целях совершать действия, направленные на
повышение самооценки» [6,52]. При завершении анализа «удается
восстановить один из секторов в сфере самости, в результате чего
непрерывный поток нарциссических стремлений имеет возможность найти
выражение в творчестве…. Такой сектор всегда включает в себя
центральный паттерн эксгибиционизма и грандиозных амбиций, совокупность
твердо усвоенных идеалов совершенствования и связанную с ними систему
талантов и умений». Но также он отмечает, что этот паттерн не всегда
оказывается устойчивым, и конечный результат анализа мог выразиться,
например, в повышении способности к любой, не обязательно творческой,
но упорной и целенаправленной деятельности, что в общем далеко от
творчества. Таким образом, интегрированная здоровая самость – казалось
бы, необходимое, но явно недостаточное условие творчества.
Кроме
того, нельзя обойти вниманием факт, который ставит под сомнение
вышеприведенные аргументы в пользу того, что здоровая самость -
необходимое условие творчества. Большое количество ярких творцов
(преимущественно представителей литературного и художественного
творчества) оказываются, при ближайшем рассмотрении, людьми с ярко
выраженной нарциссической патологией (фиксацией на грандиозном аспекте
самости). Таким образом, можно констатировать наличие качественно
различных групп: человек с патологической архаичной самостью,
блокирующей творчество, «здоровый» нетворческий человек-делатель (Homo
Faber), творец «здоровый» и творец «патологический».
Итак, если
«восстановление самости» не является, как мы видим, достаточным
условием к повышению способности творить, в чем мотивационная разница
между творцом и просто адаптивным индивидом? И является ли вообще
интегрированная самость необходимым условием творчества?
Чтобы разрешить эту проблему, необходимо детально роль самости как системы мотивационных факторов.
|
